В отличие от петербургско-чекистского клана, который составляет клиентелу Владимира Путина, другие группировки правящей элиты современной России должны сначала получить верховную власть, а потом уже реализовать свой проект. Это позволяет им говорить о том, что бы они сделали, будь кормило государства в их руках, не соотнося свои заявления с результатами проделанной работы или, в лучшем случае, экстраполируя свои достижения, полученные в одном регионе (компании), на всю страну в целом. Не удивительно, что их модели будущего во многом строятся на основе критики политики федеральных властей – если не самого президента, то назначенного им правительства и парламентского большинства. Идеологи каждой из этих группировок стремятся убедить общество, что только их приход во власть остановит падение России с того края пропасти, на котором она оказалась вследствие непродуманных реформ и своекорыстных действий правителей. При этом они, как правило, не приводят весомых аргументов, почему их вожди не могут впасть в тот же соблазн, что и нынешние лидеры, для которых целью власти стало удержание и наследование власти. От этой общей характеристики перейдем к описанию и анализу конкретных проектов.

"Левый поворот"

Данный сценарий будущего России многократно предлагался идеологами левого движения, а недавно был озвучен в известной статье Михаила Ходорковского, вышедшей под этим названием (см. http://www.khodorkovsky.ru/speech/3074.html). В своей статье самый известный заключенный России вспоминает, как еще в марте 1996 г., в начале президентской избирательной кампании, 13 крупных бизнесменов, включая его самого, подписали обращение "Выйти из тупика!", в котором предложили Ельцину и Зюганову заключить исторический компромисс. Он заключался в том, чтобы президентом России остался Ельцин, в победу которого тогда мало кто верил, а премьер-министром с расширенными полномочиями должен был стать Зюганов. Эта комбинация, по мнению авторов воззвания, позволила бы примирить "свободу" и "справедливость", т.е. немногих выигравших от реформ и многих проигравших от либерализации цен. Как известно, достигнуть компромисса не удалось, и в манипулятивной кампании, по принципу "цель оправдывает средства", победу одержал Ельцин. Но указанное социальное противоречие только обострилось, что подрывает легитимность нынешней власти и собственности в России. Поскольку повестка дня с тех пор не изменилась, Ходорковский предлагает в новых условиях совершить "левый поворот", что может быть по плечу широкой коалиции левых сил, которая, судя по общественным настроениям, должна победить на федеральных выборах.

Нельзя не признать, что бывший хозяин "ЮКОСа" весьма убедительно критикует авторитарный и бюрократический стиль проекта Путина. Однако характеристика политико-экономической системы, которая утвердится в России после "левого поворота", дана им в слишком общем виде. По сути, он лишь указывает на те проблемы, которые должны быть решены в ходе реализации нового проекта. Это – легитимация приватизации и восстановление государственного патернализма в некоторых областях (бесплатное образование, повышение минимальной пенсии до уровня прожиточного минимума, возврат дореформенных сбережений граждан). Вместе с тем Ходорковский подчеркивает необходимость сохранения демократических ценностей и институтов: защита прав и свобод граждан, возвращение к прямым выборам глав регионов и т.д. Он убежден, что это есть программа будущей российской власти, и что "левый поворот" состоится при любом из возможных преемников Путина, иначе "государство взорвется, энергия протеста прорвет слабую оболочку власти".

Самое уязвимое место данного проекта – соединение всех условий его реализации. В представлении Ходорковского, как и многих, говоривших об этом до него, "левый поворот" неизбежен, потому что 1) бедный и униженный народ больше не позволит власти его одурачить; 2) на выборах победят левые партии и кандидат от широкой коалиции социал-демократических сил; 3) власть, убоявшись гнева народа, не рискнет идти на тотальную фальсификацию выборов и, тем более, на введение диктатуры в стране. Каждый из читателей волен сам оценить степень обоснованности всех этих перспектив. На мой взгляд, можно быть почти уверенным лишь в том, что нынешние правители России не введут прямую диктатуру – не из гуманистических убеждений, а из опасения стать международными изгоями и лишиться своих вкладов и собственности на Западе. Во всем остальном следует полагаться на здравый смысл властей и оппозиции, хотя лично я бы предпочел основание понадежнее.

Кстати, вполне вероятным выглядит прогноз политолога С. Белковского, который считает, что кремлевские власти под влиянием народных выступлений против монетизации льгот и успеха левых сил на региональных выборах начнут уже с осени этого года имитацию новой социальной политики. В ход пойдут такие, до сих пор эффективные и безотказные пиар-средства, как заявления президента о справедливости, о приоритетной защите интересов граждан России, о необходимости социального государства. Некоторые министры-капиталисты, в частности М. Зурабов, могут быть демонстративно отправлены в отставку, на социальные нужды будет потрачена часть стабилизационного фонда. В итоге Путин покажет, что он единственный по-настоящему левый политик в стране, подобно тому, как после выборов в Госдуму, куда не без стараний ведомства Вешнякова не прошли "Яблоко" и СПС, президент предстал как единственный по-настоящему правый политик. Правда, сам Белковский не верит в долгосрочный успех этой пиар-кампании, называя ее "последним блефом Путина", но таким образом Кремль может ослабить позиции КПРФ и "Родины" перед следующими федеральными выборами.

Конечно, после многих лет "правых реформ", которые так и не принесли давно обещанного экономического чуда, России жизненно необходим "левый поворот", прежде всего в социальной политике государства. Михаил Ходорковский совершенно прав, заявляя в своей статье: "В большинстве стран бывшего соцлагеря левые силы пришли к власти в середине 90-х и примирили свободу со справедливостью. В результате чего власть в этих странах избежала тяжелого кризиса легитимности – того самого, с которого начинаются все революции". Однако в этих странах наряду с влиятельными левыми партиями, способными объединиться ради общей победы, существуют не менее влиятельные профсоюзы, которые реально независимы от государства. В России же защитой прав трудящихся ведает ФНПР – профком "Единой России", деятели которого, по привычке еще с советских времен, сидят на двух стульях, желая и невинность соблюсти, и капитал приобрести. Поэтому учителя России могут собрать 2 млн. подписей за всеобщую забастовку учителей, но под чутким руководством профсоюзных товарищей они сами не заметят, как из движения граждан превратятся в толпу просителей. И когда их верноподданное письмо, написанное под диктовку Шмакова и Исаева, дойдет до президента, глава государства, конечно, произнесет немало добрых слов в адрес учителей и немного повысит им зарплату, заслугу чего эти "друзья народа" скромно припишут себе.

Таким образом, хотя "левый поворот" социально давно уже назрел, политически он подготовлен слабо, поскольку силы, которые могли бы направить движение России к социальному государству, недостаточно развиты, организованны и популярны. А это дает властям предержащим возможность имитирования, лавирования, манипулирования политическим процессом, чем они не преминут воспользоваться в своих интересах. И так будет продолжаться до тех пор, пока их не оттеснит от кормила власти коалиция левых сил на выборах или не сметет народный бунт, который в России не всегда бессмыслен, но всегда беспощаден.

Национальное государство

Обвинение в адрес российской власти в том, что она не только не защищает наших национальных интересов, но обслуживает чужие национальные интересы и, по сути дела, представляет собой антинациональную власть, является общим местом выступлений многих оппонентов Кремля. В чем состоят интересы нации и кого следует к ней отнести, каждый из критиков официальной политики определяет самолично или оставляет на усмотрение своей аудитории. Но, в отличие от политиков, которые используют эту тему инструментально, рассматривая ее в контексте своих политических программ или избирательных кампаний, существуют люди, для которых она представляет основу их мировоззрения. Эти интеллектуалы, называющие себя "русскими националистами" и выражающие свои взгляды по преимуществу в жанре политической публицистики, сформулировали в общем виде проект преображения России, которая переживает ныне один из самых трагичных периодов своей истории. Эта спасительная для страны модель будущего связана, в их представлении, с "национальным государством".

Так, лидер Консервативного Совещания русских националистов Е. Холмогоров в своей статье "Кредо националиста" дал следующее определение: "Национальное государство, это государство, которое существует ради Нации, в ее интересах и под ее высшим суверенитетом. Это значит, что другой цели, кроме блага нации, государство не ставит". Его единомышленник В. Голышев, применяя данное определение к России, заявляет, что "в условиях очевидного доминирования русской нации, единственной отвечающей реальности формой государства может быть национальное государство — то есть государство, реализующее волю русской нации, нацеленное на обеспечение ее сохранения и воспроизводства". Следует особо подчеркнуть, что здесь нет и речи о создании Республики Русь или государства для этнических русских. Русская нация, в представлении русских националистов, "это те, кто живет и хочет дальше жить в России, которые свою судьбу связывают с её судьбой и кто именно во имя этой будущей судьбы желает самостоятельно, без подсказок из-за рубежа, определять дела страны и государства" (Холмогоров). Поэтому главное противоречие современной России – это не конфликт между русскими и другими национальностями, а распря между русскими и "сознательно нерусскими", т.е. теми, кто порвал с Россией, чужд ее истории и культуре, живет одним днем и не дорожит ничем, кроме денег. Все беды современной России происходят именно от того, что в ее правящей элите оказалось слишком много "сознательно нерусских", которые, влившись в транснациональные и, по сути, мафиозные структуры, направо и налево торгуют родной страной. Поэтому и возрождение страны произойдет не ранее, чем русская нация заставит свою правящую элиту при решении любых экономических и политических вопросов ставить на первое место ее, нации, интересы, ее цели, ее будущее.

Насколько обоснован проект "национального государства" и может ли он быть реализован в обозримом будущем? Для начала замечу, что не вижу никаких оснований называть его "русским фашизмом", чем злоупотребляют его критики из либеральных кругов, а в последнее время и из президентского лагеря. На мой взгляд, это – обычный националистический проект, без признаков ксенофобии, расизма и шовинизма. И отмечен он теми же чертами утопии, что присущи подобным проектам, независимо от того, где они бы ни возникали – в Германии или в Израиле, в Соединенных Штатах или в Иране. Прежде всего, еще ни одному националисту не удалось избежать сакрализации "своей" нации, восприятия ее как идеального феномена, очищения ее истории от всего "мелкого и случайного", возвеличивания ее достоинств и замалчивания недостатков. Но главная проблема националистов состоит в том, что их "категорический императив" – принимать все государственные решения, исходя из приоритета национальных интересов, – неизбежно вступает в противоречие с реальной сложностью общественной жизни. Ибо жизнь социума обладает таким противоречивым многообразием, что его далеко не всегда можно преодолеть, сведя все к единству нации как к общему знаменателю. Как верно замечает Д. Кралечкин, приоритетом интересов нации сложно руководствоваться потому, что "в каждом конкретном случае остается неясно (1) как именно должны в нем реализоваться принципы национализма, то есть "что именно здесь советует нам национализм" и (2) кто будет контролировать правильность интерпретации национализма как метапроекта на эмпирическом уровне". С этим связано и коренное противоречие в позиции националиста, который, с одной стороны, ставит себя выше политики, а с другой стороны, хочет эту политику определять.

Если проект "левого поворота" предлагает конкретное реформирование социальной политики, то модель "национального государства" вводит базовый принцип (критерий), который в силу своей общности может служить основанием самых разных политических курсов. Именно поэтому никогда о национальных интересах не говорят так много, как во время избирательных кампаний. "Мы за русских! Мы за бедных!" - этот слоган кампании ЛДПР на последних выборах в Госдуму является предельно упрощенным выражением доктрины русского национализма, идеологи которого вряд ли признают Жириновского своим духовным собратом. Не удивительно, что к теме защиты национальных интересов при случае обращаются и представители той самой правящей элиты, которую Холмогоров и его единомышленники считают антинациональной. Кто из наших высших чиновников только ни говорил о достоинстве российского гражданина и защите российских интересов в мире?! Так утверждение приоритета интересов нации над групповыми интересами из формы критики правящей элиты, при наработанных навыках социальной демагогии, легко переходит в оправдание властей, которые получают повод сказать, что не могут удовлетворить жизненные потребности пенсионеров, учителей, военнослужащих и т.д., поскольку должны сосредоточиться на решении "общенациональных задач".

"Народная монархия"

Идея "народной монархии" в качестве пробного шара вбрасывалась в общественное сознание еще в годы правления Ельцина, однако если и не пришлась, то прибилась ко двору только при нынешнем режиме. Чем бы ни обосновывалась эта модель будущего – верой русского народа в доброго царя или наступлением информационной эпохи, – она несет в себе утверждение, что для кризисного, переломного, смутного времени, которое переживает Россия, наилучшей формой политического устройства является монархия. Конечно, сторонники данного проекта заявляют, что выступают не за возрождение самодержавного абсолютизма или сословно-представительной монархии, но за новую форму общественного договора между просвещенным народом и самым выдающимся его лидером (желательно, потомком царского рода). Власть всенародно избранного монарха будет ограничена независимой законодательной и судебной властью, в которой будут заседать не ставленники бюрократии и финансово-промышленной олигархии, а представители духовной аристократии (ученые, люди искусства, священнослужители, авторитетные общественные деятели). Под рукой любимого народом царя, правящего при помощи мудрых советников, проявятся все преимущества монархии, которая одна "позволяет проводить резкие и масштабные общественные изменения, необходимые при наступающей смене эпох, и при этом гармонизировать интересы отдельных общественных групп, одновременно избегая "диктатуры серости"" (А. Шмулевич).

Такая форма правления хороша для теории, но что подкрепляет эту идею на практике? Конечно, в ней можно увидеть выражение чаяний нашей "почвенной" оппозиции, не приемлющей или разочаровавшейся в "чуждых России" идеях либерализма и демократии. Однако в большей степени она отвечает интересам той властной группы, которая не хочет раз в четыре года ставить на кон свою власть и собственность, рискуя все потерять в случае поражения своего кандидата на президентских выборах. Поэтому она может принять, в качестве запасного варианта, такое обоснование продления власти популярного президента, если ему не будет найдено достойной замены из его же клана. Будет ли при этом Владимир Путин пожизненным регентом/всесильным премьер-министром при номинальном монархе или сам взойдет на престол на том основании, что его род ведет начало от Адама – не суть важно. Главное, что многие из высших чиновников убеждены в безоговорочной поддержке этой идеи народом. Например, полпред президента в ДВФО К. Пуликовский в интервью "Аргументам и фактам" искренне говорит: "Я очень много перемещаюсь по Дальнему Востоку да и по всей стране. Людям нужна не оппозиция, им нужен царь – и все тут". Конечно, для полпреда президента, офицера в шестом поколении, вполне естественно считать, что он "слуга – царю, отец – солдатам". Однако, на мой взгляд, в основе народной веры в "доброго царя" лежит вовсе не любовь к монархии как форме правления, а потребность в настоящем хозяине земли Русской, который управляет делами в интересах простых людей, а не ради власти, славы или наград. Да и все социологические опросы говорят о том, что абсолютное большинство россиян дорожит своим правом участвовать во всенародных выборах президента в конституционно установленный срок.

Теократия

Не так давно Духовное управление мусульман Нижегородской области выступило с инициативой обсудить с духовными лидерами российских мусульман предложение о введении в России поста вице-президента страны, закрепленного за мусульманином. По мнению инициаторов данного предложения, это "поможет решить многие проблемы современного российского общества, избежать дестабилизации ситуации в России и "оранжевых революций"". Идею закрепления за мусульманином поста вице-президента России поддержал Дмитрий Рогозин, присутствовавший на Федеральном Сабантуе в Нижнем. Тогда он заявил: "При всем нашем уважении и к иудейской вере, и к буддизму, тем не менее, мы считаем, что Россия — это русско-татарская, православно-мусульманская страна. Поэтому вице-президент, как человек, который с одной стороны олицетворяет собой федеральный центр, с другой стороны должен быть представителем именно мусульманских народов, и может быть, татарского народа, прежде всего, как самого многочисленного из мусульманских народов России..." (см. http://www.tatarmoscow.ru/html/index.php?option=content&task=view&id=200&Itemid=68). Я хотел бы заметить, что Нижний Новгород не впервые выступает с идеей повышения политической роли мусульман в российском обществе. Именно здесь прозвучало предложение о создании сначала движения, а затем и партии "Русского ислама", авторство которого приписывают советнику Сергея Кириенко П. Щедровицкому.

Насколько возможна реализация подобного проекта? Вполне допустимо, что политическая элита России захочет вернуться к избранию президента в паре с вице-президентом, как это было на выборах 1991 года. Нельзя исключать, что в результате соглашений и компромиссов президентом будет избран православный русский, а вице-президентом – мусульманин татарин. Однако для того, чтобы такой союз не стал следствием форс-мажорных обстоятельств, а превратился в систему, необходимо широкое распространение убеждения в том, что православие и ислам являются главными духовными столпами, подпирающими российское государство и общество. Когда такое убеждение станет преобладающим в элите и в народе, перед Россией откроется перспектива перехода к теократии как власти двух религий, реализуемой посредством правления светских властителей, принадлежащих к основным церквям. Разумеется, сегодня данный проект выглядит как умозрительная возможность, видение не из нашего будущего. Современная Россия не относится к числу стран, отличающихся повышенной религиозностью, да и церковь (особенно православная) не отмечена той пассионарностью, которая бы позволила ей стать, как в прежние времена, духовным пастырем народа. Сами священнослужители, надо думать, не отказались бы от того, чтобы светские власти приходили к ним не только за отпущением грехов, но и за советом в многотрудном деле государственном. Однако власть престолов, как небесных, так и земных, зиждется на вере. И пока доверие к президенту превышает доверие к церкви, проект теократического государства будет востребован лишь в малых формах, одной из которых и является идея закрепления за мусульманином должности вице-президента России.

"Либеральная империя"

В правящей элите России многие уже забыли этот проект, озвученный А. Чубайсом в ходе предвыборной кампании в Госдуму в 2003 году. Да и сам главный энергетик страны в своих публичных заявлениях не любит ворошить то, что покрыто пеплом и быльем поросло. Конечно, сегодня забавно читаются пассажи о том, что Россия "приняла правую идеологию", как она заинтересована в "поддержании, развитии, а при необходимости и в защите базовых демократических институтов, прав и свобод граждан в соседних странах", или про "стратегически прорисовывающееся кольцо великих демократий Северного полушария ХХI века - США, объединенная Европа, Япония и будущая Российская либеральная империя". Я в свое время посвятил этой идее статью, (см. http://www.polit.nnov.ru/2003/10/29/lord/), в которой разобрал противоречия, присущие данной модели, и конфликты, которые возникнут между замыслом и его исполнением. Поэтому новое обращение к проекту Российской либеральной империи вызвано не желанием посыпать соль на старые раны Чубайса, а стремлением соотнести этот проект с развитием политической ситуации в нашей стране и в государствах ближнего зарубежья.

Наверное, никто не станет отрицать, что за прошедшие два года Россия не только не приблизилась, но еще больше отдалилась от понятия "либеральной империи". Российское государство после 2003 г. все чаще предоставляет доказательства, что оно не либеральное и не имперское. Причем, нынешние правители с равным усердием выдают себя за радетелей свободы и демократии, проводя антилиберальную и антидемократическую политику, и уверяют в отсутствии у них имперских амбиций, пытаясь по старинке диктовать свою волю Киеву, Тбилиси и Кишиневу. Но если в собственном доме они пока не сталкиваются с особыми проблемами, то встречи с соседями, чьи окна выходят на запад, редко обходятся без взаимных упреков и угроз. Стоит ли удивляться тому, что проект Чубайса был отложен до "лучших времен", которые, вероятно, придут нескоро! Между тем, если нынешние российские власти фактически отказались от идеи "либеральной империи", то правители Украины и Грузии, напротив, заложили основание "демократической конфедерации", каковой может стать Сообщество Демократического Выбора, в которое кроме этих стран, вероятно, войдут Молдова и Литва. А если учесть, что этот процесс активно поддержан правящей элитой Польши, не скрывающей своей цели совершить "цветную революцию" в Белоруссии, то создается впечатление, что мы имеем дело уже с польским экспортом проекта "либеральной империи", который состоит в возвращении контроля над балтийско-черноморским регионом, что в XV – XVII вв. входил в состав Речи Посполитой.

"Бархатная революция"

Конечно, сама по себе революция не может быть проектом будущего, так как она представляет радикальную форму смены общественного строя и/или политического устройства. Но в России с ее почти сакральным отношением к революции, доставшимся в наследство от XIX – XX вв., исторический прорыв "из царства необходимости в царство свободы" вполне может стать проектом будущего, способным объединить достаточно большое число политически активных граждан. Это подтверждают и серьезные опасения кремлевских властей, которым после многотысячных демонстраций на площади Незалежности мерещится призрак "оранжевой революции" на Васильевском спуске. В данной статье нет нужды подробно разбирать условия, при которых возможна "бархатная революция" в Москве (см. http://www.polit.nnov.ru/2005/05/16/secret/). Сегодня более важно попытаться спрогнозировать, какие последствия может иметь как поражение, так и победа этой революции. По всей видимости, не вызывает сомнения, что в случае неудачи массовых акций гражданского протеста в Москве и, возможно, в Петербурге, Россию ждет укрепление путинского режима, причем, в более жесткой авторитарной форме с элементами диктаторского правления. Если же революция, которая, с учетом российских традиций, вряд ли будет столь же "бархатной", как в Грузии или в Украине, победит, то ее последствия могут быть совсем неоднозначны.

В этом случае на сегодня более выигрышно смотрится перспектива "левого поворота", но вследствие революционного ускорения он может зайти гораздо "левее", чем о том помышляют его нынешние сторонники. Возможна и попытка реализации проекта "национального государства", особенно если "революционные массы" на решающем этапе поведет за собой какой-нибудь популярный в армии и обществе генерал, перешедший на "сторону народа". Остальные перспективы выглядят более призрачными, но уже можно сказать, что от "бархатной революции" вряд ли выиграют те лидеры правых сил, вроде Бориса Немцова, которые ждут ее как невесту. Парадокс этой "бархатной революции" состоит в том, что чем более она будет демократической, по числу и составу своих участников, тем более она будет нелиберальной, по своим целям и лозунгам. И либералам будет некого в том винить, кроме самих себя, т.е. Гайдара и Чубайса, Кириенко и Немцова, Кудрина и Грефа, чьи реформы оставили в душах россиян зарубки на долгую память.

На этом можно было бы и закончить рассуждения о данном проекте, если бы не одно соображение исторического характера. Почти все, кто пишет о возможности "бархатной революции" в России, пытаются уложить ее в прокрустово ложе свершившихся "цветных революций" на постсоветском пространстве. Так, общим местом стало утверждение, что революция начнется не иначе как после того, когда власть будет уличена в тотальной фальсификации на федеральных выборах (парламентских или президентских). Не оспаривая возможность такого развития событий, хотелось бы заметить, что революции в России до сих пор происходили по более земным и важным причинам, чем электоральное шулерство властей. Достаточно вспомнить Февральскую революцию 1917 г., аналог нынешних "бархатных революций", когда народные волнения в Петрограде начались из-за того, что власти не подвезли во время хлеба, и спекулянты взвинтили на него цены. Массовые акции протеста против монетизации льгот в январе 2005 г. также начались спонтанно и неожиданно для властей, благодушно забывших, как в январе 2002 г. тысячи пенсионеров по всей России, не сговариваясь друг с другом, посылали в Кремль Путину свои 30-рублевые прибавки к пенсиям, которые они сочли издевательством над собой. Можно согласиться с М. Ходорковским, который в своей, указанной выше, статье писал: "Социальные взрывы случаются не там, где экономический крах, а где пришла пора распределять плоды экономического подъема". Так что главная опасность для российских властей может поджидать их не на выборах 2008 года, а гораздо раньше – когда цены на нефть достигнут 70-80 долларов за баррель.

Таковы политические проекты, которые несут в себе различные сценарии будущего России. Вместе с той моделью, которая в первой части статьи была названа "Проектом Путина" (см. http://www.polit.nnov.ru/2005/08/22/russia/), на взгляд автора, они составляют основные представления идеологов правящего меньшинства о том, куда идет Россия. Общим для них является элитарный характер этих проектов, которые все, как один, основаны на убеждении, что народ, если он вообще существует как единое целое, может быть материалом или инструментом творцов истории, но никак не полноправным субъектом исторического процесса. Поэтому и демократию наше правящее меньшинство понимает не как власть народа, ради народа и посредством народа, а, в лучшем случае, как управление от имени народа, доверенность на которое выдается во время выборов.

В первой части я писал о том, что современная Россия объективно не готова к полноценной политической демократии. Но из данной констатации можно сделать противоположные выводы. Когда человека учат плавать, это делают разными способами: его могут швырнуть в омут, поддерживают в воде на руках, или предлагают совершать гребки руками, лежа на прибрежном песке. Складывается впечатление, что правящая элита современной России, причем не только группировка во главе с Путиным, но и другие кланы, предпочитает, чтобы российский народ учился демократии, "лежа на берегу", под присмотром мудрых наставников, лучше его знающих, куда ему "плыть". Наставники могут спорить между собой о выборе пути до хрипоты и первой крови, но их отношение к народу от этого не меняется.

В начале прошлого века выдающийся русский историк В.О. Ключевский писал о причинах неудачи реформ в России, связанных с именем почитаемого ныне российскими либералами царя Александра II: "Эта политика постепенности и скрытности строилась не на народной, а на правительственной и дворянской психологии, вытекала из инстинктивного страха властвующих слоев перед народом, а страх внушал им смутное чувство своей виновности перед этим народом, у которого они все брали и которому за это ровно ничего не давали". Конечно, история учит прежде всего тому, что она ничему не учит. Но если "политическое сословие" России и дальше будет под разговоры о свободе и справедливости походя нарушать право народа на достойную жизнь, то акции гражданского неповиновения на Украине покажутся ему детскими шалостями по сравнению с тем, что может произойти в России.