Между исследованиями Майкла Фарадея электрических явлений и практическим применением электричества в технике прошло не менее полусотни лет. Между открытием структуры ДНК и появлением генной инженерии всего лишь десяток. А теоретическое исследование процессов лазерной накачки и создание самого лазера происходили одновременно. Эти факты убедительно доказывают, что наука стала непосредственной производительной силой, знания играют решающую роль, а их производство является основным источником экономического роста. Кроме того, 90% инженеров и ученых, подготовленных за всю историю цивилизации – наши современники.

Именно поэтому научный обиход было введено такое понятие как "экономика знаний". Впервые он был введен в (1962 г.) в научный оборот австро-американским ученым Фрицем Махлупом.

В то же время в связи с бурным развитием электронно-вычислительной техники, созданием сети Интернет и других передовых информационных технологий, (причем таких грандиозных достижений по миниатюризации памяти и увеличение быстродействия ЭВМ никто не мог предвидеть. Вспомним хотя бы произведения Ефремова И.А., где описываются проблемы развития космической техники, связанные с колоссальным весом бортовых компьютеров) для характеристики современного общества широко применяется понятие - информационное общество. Причем многими авторами считается, что оно близко к понятию "экономики знаний".

Однако, на наш взгляд, это разные понятия, отражающие во многом противоположные тенденции развития общества. Такая путаница во многом связана с неточностями в терминологии. Так, например, известный американский философ Э. Тоффлер в своей книге "Метаморфозы власти" на многочисленных примерах доказывает, что в триаде источников власти: сила, деньги и знания - все большую роль начинает играть последние. Однако, упоминая "экономику знаний" в своих работах он понимает под знанием вовсе не научную истину, а объективную информацию о закономерностях развития и устройства живой и неживой природы. "Спорные факты и то, что фактами не является, - в равной степени продукты и оружие в происходящих в обществе конфликтах, связанных с властью. Фальшивые факты и ложь, как и "правдивые" факты, научные законы и принимаемые религиозные истины, являются снаряжением в продолжающейся игре вокруг власти, сами по себе – формами знания, если уж использовать этот термин".

Как видно из содержания столь пространной цитаты становиться ясно, что использованный Тоффлером термин "знания" не совсем точен, и относиться не к знаниям как таковым, а скорее к информации. Отсюда следует, что дополнительную власть, по Тоффлеру, дает в первую очередь информация, а не знания, если учесть его же собственные замечания.

Действительно – превращение науки в непосредственную производительную силу, отмеченное в начале 60-х годов и названное научно- технической революцией необходимо отличать от грозных тенденций развития информационного общества, подобно тому, как необходимо отличать знание, позволяющее производить новые конструкционные материалы, от информации о валютных курсах мгновенно передаваемой по сетям интернета и позволяющей совершать масштабные спекуляции.

Чем же отличаются влияния Знания и Информации на развитие современного Общества?

"Экономику знаний" характеризует в первую очередь постоянный рост доли НИОКР в общих расходах государства и частных фирм (к сожалению, в настоящий момент Россия этим похвастаться не может), а также стабильным ростом капитализации высоконаучных фирм. В начале 80-х годов индекс Доу-Джонса ( ДЛА) стал показывать возрастающий отрыв рыночной капитализации некоторых фирм от стоимости реальных активов- зданий, сооружений, оборудования и запасов. Так называемый коэффициент Тобина, определяющий отношение рыночной стоимости акций предприятий к стоимости его основных фондов, например, для фирмы "Майкрософт", равен 5. Причем, это соотношение никак нельзя связать только со спекулятивным разогревом рынка ценных бумаг высокотехнологичных фирм имевший место в США несколько лет назад. Нет, достаточно серьезные исследования свидетельствуют о стабильном росте стоимости интеллектуального капитала, не связанного напрямую с материальными ценностями, который определяется в первую очередь человеческим и структурным капиталом (наличие зарегистрированных патентов, инструкции и методики работы, система организации фирмы и т. д.).

Это связано в первую очередь с тем, что возросла роль такого неосязаемого актива - как умение конкретного рабочего коллектива решать поставленные перед ним сложные инженерные и научные задачи. Смещение современного производства в сторону решения в первую очередь интеллектуальных проблем хорошо можно проиллюстрировать на примере создания т. н. САПР (систем автоматического проектирования), которые, благодаря применению компьютеров позволяют многократно ускорить процессы проектирования и конструирования новых изделий во всех отраслях промышленности. Такая задача ставилась и была успешно решена в связи с тем, что в условиях современного, постоянно изменяющегося производства, главным критическим моментом стало время разработки новых деталей и узлов, а не само их производство.

То есть, на смену экономики "фабричных труб", когда преобладало массовое производство, пришла экономика основанная на интеллектуальном труде, на человеческом капитале. И понимание этого широко распространено на современных инновационных рынках. Например, в начале 90-х годов, ведущим специалистам коллектива ЦКБ по судам на подводных крыльях ("Нижний Новгород"), разрабатывающим корабли нового поколения – так называемые "экранопланы" - было предложено переселиться в США. Причем без всякой документации и экспериментальных образцов (а на тот момент существовало 2 готовых экспериментальных судна), так как американцы прекрасно понимали, что в данном случае главное не "железо", а творческий и профессиональный потенциал специалистов.

То есть в современных условиях роль работника, неизмеримо возросла, и позитивными социальными последствиями этого явления стало усиление роли образования, повышения культуры и материального благосостояния работников интеллектуальной сферы "белых воротничков". Именно необходимость качественного воспроизводства интеллектуальной рабочей силы", а не "классовая борьба" пролетариата, заставляла работодателей развитых западных стран делиться прибылью со "средним классом". В настоящее время эти процессы несколько замедлились из-за увеличения в ВВП развитых стран доли сферы услуг, в которой неквалифицированного труда еще очень много. Тем не менее именно эта тенденция определяет главное отличие "экономики знаний" от прежнего " индустриального общества" – общества "конвейера" где основной работник мог обучиться, в течение очень недолгого времени, и был легко заменяем.

К сожалению, явная деградация науки в России, деинтеллектуализация труда, вымывание "среднего класса" убедительно доказывают, что в настоящее время Россия движется вразрез с общемировыми, прогрессивными тенденциями развития.

В то же время развитие информационных технологий дало толчок совершенно иным явлениям в обществе.

Во-первых техническое решение проблем практически мгновенной связи породило возможности расширения спекулятивных игр на биржах и создало дополнительные возможности получения денег из "воздуха", благодаря развитию электронных валютных и фондовых бирж. Конечно же, спекулятивные операции существовали в мире всегда, однако в настоящее время в мире произошли количественные изменения, переросшие в качественные, так, например, "раньше банк Японии мог повлиять на соотношение доллар-иена посредством покупки или продажи 16 млрд. долларов. Сегодня такие суммы смешны. Оцениваемые в 200 млрд. долларов валютные операции ежедневно совершаются и в Лондоне и в Нью-Йорке и в Токио, причем не более 10 связано со всемирной торговлей, остальное - спекуляция".

Масштаб изменился в первую очередь из-за новых технических возможностей информационных технологий. Благодаря, например, всем известной системе "Forex", на валютной бирже может играть любой человек обладающий компьютером и количество людей, и средств вовлеченных в спекуляции возросло на порядок. То же касается и котировок на фондовых биржах. Спекуляция на рынке акций по своим современным масштабам не идет ни в какое сравнение с предыдущими десятилетиями.

Кроме того, система электронных расчетов позволяет гораздо более успешно прятать "сильным мира сего" в оффшорных зонах несметные богатства, уводя их от налогообложения и, лишая тем самым, социальных благ миллионы граждан различных стран мира. По данным МВФ - 2 трлн. долларов крутятся в оффшорах.

Ясно, что появление всемирной "электронной рулетки", когда реальные инвестиции подменяются спекуляцией, когда человеческие ресурсы отвлекаются на бесплодные биржевые игры, не может позитивно влиять на развитие мировой экономики.

Во - вторых новым социальным явлением, порожденным информационными технологиями, является коренная замена источников получения информации людьми второй полвины 20- века, по сравнению со всей предыдущей историей человечества. В прежние времена большую часть информации человек получал от родных, коллег, соседей. Даже появление и бурное развитие печатных средств массовой информации в XIX веке не изменило ситуации, так как тогда большая часть населения мира была не грамотной. Коренные изменения произошли после массового распространения телевидения и радио, и сейчас львиную долю информации человек получает из средств массовой информации. А это сильно меняет ситуацию.

Известная игра, когда один человек шепотом наговаривает соседу заранее приготовленную фразу, а он передает ее дальше, хорошо иллюстрирует распространение информации традиционным способом. Информация переваривается людьми до неузнаваемости, обрастает слухами и ее воздействие в значительной мере гаситься.

Совершенно иначе действует на людей митинг, зрелище, когда воздействие происходит на всех людей одновременно и этот феномен хорошо изучен мировой наукой. Телевидение создает эффект многомиллионного митинга. Телекомментатор, политический деятель может навязывать свое мнение одновременно миллионам граждан, что подвергает "власть имущих" дьявольскому искушению использовать эту могучую силу в своих интересах.

Недаром многие специалисты по "политическому имиджу" и "пиару" утверждают, что, используя те или иные приемы, они могут на выборах "продать" электорату кого угодно, создав кандидату образ, не имеющий ничего общего с реальными деловыми и моральными качествами конкретного политического лидера. Не с этим ли связан печальный факт измельчания политических лидеров? Например, Ф. Фукуяма не верит, "что великое будущее могут создать люди типа Блэра и Миядзава, а деятелей ранга Рузвельта, Сталина и Черчилля, по его словам на горизонте не видно".

О новом информационном тоталитаризме заговорили уже в 60-е годы, еще Г. Маркузе в своем "Одномерном человеке" доказывал, что "обуржуазивание" рабочего класса произошло в основном за счет его оболванивания СМИ, и поэтому он перестал быть передовым классом. Сейчас же, когда искусство манипуляции многократно возросло, когда для получения голосов на выборах используются тщательно изученные психологические механизмы воздействия на подсознание, когда важным становиться не политические программы, а удачно подобранный к костюму цвет галстука политика или поворот его головы, впору усомниться в самих основах демократических процедур формирования власти.

В-третьих, информационные технологии непосредственно влияют на современную экономику. Благодаря развитию техники уровень потребления существенно возрос. "За последние 40 лет личные расходы на товары и услуги во всем мире возросли более, чем в четыре раза с 4,8 млрд. дол. в 60 г. до 20 млрд. дол. в 2000 г.". Правда в основном в развитых странах, так как "12% населения планеты потребляют более 60% всех производимых товаров". То есть в Западной Европе, США и Канаде фундаментальные потребности людей в еде, одежде, жилище и т.д. в настоящее время в основном решены. Поэтому в "обществе потребления", производителями в бесконечной "конкурентной борьбе" потребности сознательно придумываются и носят во многом искусственный характер. Доказательством тому служат недавно проведенные исследования, которые показали, что уже сейчас потребители бытовой техники используют все заложенные в нее современной электроникой возможности лишь на 20%.

Следовательно, предпочтения покупателей уже давно не зависят от их "истинных, фундаментальных потребностей". Десятки видов мобильных телефонов, стиральных машин их различные характеристики все больше выдвигают на первый план не реальные потребительские качества товаров, а их символьную упаковку - бренд, порой слабо связанную с реальными потребительскими свойствами предлагаемого товара. А современные возможности информационных технологий: реклама в СМИ, спам в интернете и т. д. - дают для этого колоссальные возможности. Поэтому в сложившихся условиях значительную долю расходов производители тратят теперь на рекламу, скрупулезно подсчитывая, в каких СМИ лучше ее публиковать, подсчитывая коэффициенты контактов с потребителями.

Таким образом, производитель благодаря вышеуказанным фактам получил возможность влиять не только на кривые предложения, но и на кривые спроса и реальные функции полезности, столь широко исследуемые в многочисленных трудах по эконометрике. Может быть именно поэтому многие ранее считавшиеся незыблемыми эмпирические зависимости, например, "кривая Филиппса", в настоящее время не выполняются и некоторых авторов сложившаяся ситуация заставляет заявлять о кризисе экономической теории.

Оторванность потребительских свойств товаров от их реальных потребительских свойств, позволяет говорить о превращении экономики в "экономику символов", что в свою очередь воздействует и на социокультурные особенности современного общества. Релятивизм, виртуальность, отсутствие каких-либо твердых моральных принципов пронизывают современное общество. Недаром заурядный боевик "Матрица", в котором вместо реальности люди довольствуются компьютерными иллюзиями, а главные герои, борясь с системой, хотят такой порядок уничтожить, имел столь большой успех.

В–четвертых, вследствие появившихся небывалых технических возможностей распространения информации обрушивающейся на головы граждан мир стал глобально неустойчивым. Ранее гасившиеся последствия определенных событий из-за слабой информационной связи в мире теперь вызывают лавинообразные процессы во всем мире, такие, например, как недавний финансовый кризис в странах Юго-Восточной Азии.

Современные теории, изучающие сложные нелинейные системы, такие как синергетика, теория катастроф, теория хаоса показывают, что поведение сложных систем, многие компоненты которых тесно взаимосвязаны друг с другом (а современный мир, в котором котировки акций зависят от приговора Ходорковскому или от удачной вылазки террористов в Ираке - именно такая система) ведут себя непредсказуемо.

Это хорошо иллюстрируется свойствами очень простого итеративного уравнения (уравнения в котором последующее N+1 значение переменного выражается через предыдущее N-е значение), которое было введено для описания изменения популяции в биологических системах и, ставшее любимым объектом исследования в теории хаоса

Х N+1 =R* X N*(1-XN).

Оказалось, что при малых значениях R Х стремилось к устойчивому состоянию.

Но, если R будет больше 3, то значение Х начинало раздваиваться и не сходилось к какому то одному. При дальнейшем увеличении R решение распадалось на четыре и т. д.

При дальнейшем увеличении коэффициента R , последующее изменения величины Х происходит фактически хаотично никогда не повторясь.

При чем это не абстрактная математика никак не связанная с жизнью. Такие закономерности экспериментально наблюдались при распространении эпидемий гриппа, а также при котировке ценных бумаг на бирже.

Все эти исследования доказывают, что в сложных системах при сильных (нелинейных) воздействиях на них результат может оказаться вовсе непредсказуемым.

То есть, например, излишнее навязывание рекламы определенного товара, яркие клипы, слишком активное заявление о себе политиков могут привести к неожиданным последствиям, вызвать отторжение. Финансовые потрясения - это уже экспериментально проверенный факт - также могут лавинообразно неожиданно затронуть вполне благополучные страны.

Таким образом, мы видим, что характерные последствия информатизации общества во многом противоположны последствиям формирования "экономики знаний". Вследствие развития науки человек защитил себя от стихии природы, от массовых эпидемий, но глобализация рынков, связанная с информационными технологиями, привела к зависимости человека от стихии международных курсов валют, когда благополучие определяется не его трудолюбием и талантами, а взлетами и падениями национальной денежной единицы". "Экономика знаний" выдвинула на передние планы людей умственного труда, несущих культуру познания мира и творческого труда, информационное общество – формирует в первую очередь потребителя "массовой культуры" и навязываемых рекламой "новых" потребностей.

Все эти факты говорят о противоречивости воздействия новых технологий на развитие общества и необходимости учета этих последствий при массовом внедрении этих новшеств. На этом фоне, например, попытки решить чуть ли не все проблемы образования в России распространением компьютеров во всех, в том числе и сельских школах, выглядят, по меньшей мере, наивно. А высказывания некоторых наших политиков, в соответствии с которыми нашим детям не нужны ни физика, ни математика, а только лишь знание иностранного языка и умение работать с Интернетом на фоне разговоров об "экономике знаний" выглядят совершенно неуместными. Ведь уже сейчас негативные последствия воздействия компьютеризации на образование налицо. Это и массовое "списывание" рефератов в Интернете, и попытки подменить навыки устного счета у младших школьников калькулятором, это и бездумная трата времени молодыми людьми на "стрелялки" и другие низко интеллектуальные игры, не говоря уже о порно - сайтах.

Естественно общество пытается отвечать на вызовы, порождаемые временем. Непредсказуемость, связанная с глобальной неустойчивостью вызывает, в качестве ответной реакции вполне понятное стремление людей к фундаментальным, незыблемым, абсолютным (а не релятивистским) нравственным ценностям, попытки вернуться к истокам. Особенно это касается России, так как в общую орбиту "информационного общества", в глобальную систему рынков мы были включены недавно, причем самым болезненным (шоковым) образом.

Необходимо также отметить, что в России, в силу менталитета и исторического развития, не были до конца разрушены элементы "традиционного общества". Несмотря на индустриализацию и урбанизацию, по мнению некоторых исследователей, коллективы предприятий советской эпохи - представляли собой лишь несколько измененную крестьянскую общину. А это означает, что в нашем обществе, как в более близком к "традиционному", изначально преобладали в качестве общественных регуляторов мораль и традиция, а не закон.

Эта особенность во многом не учитывалась в России при проведении рыночных реформ. Поэтому на настоящий момент болезненность ситуации заключается как раз в том, что в современном российском обществе не действуют как регуляторы юридического характера в виде законов, так и нравственные табу и запреты, потому что одно разрушено, а другое не прижилось.

Кроме того, в России особенностью развития научно-технической революции" была своеобразная, избыточная система среднего и высшего образования, дающая поголовному числу учащихся "высокий образовательный уровень, способность разобраться в новых нестандартных проблемах". Потребление знаний носило не "утилитарный характер", а было частью общей культуры общества. Все это необходимо учитывать при поиске адекватных ответов тем вызовам, которые России, как и всему остальному миру, бросает современная эпоха.

Если касаться вопросов, связанных с созданием в России постиндустриальной "экономики знаний", необходимо также понимать, что у нас в настоящее время остро стоят не только вопросы инновационного развития, но и простого воспроизводства, так как уровень износа основных фондов предприятий запредельно велик.

Причем, в связи с благоприятной внешнеэкономической ситуацией, когда цены на нефть дают приток огромных денежных средств, а, значит, потенциальную возможность наверстать упущенное, в плане внедрения прорывных технологий, особенно актуальны поиски механизмов улучшения инвестиционного климата в России.

Многие, по-прежнему, главным препятствием считают недостатки действующего законодательства.

Действительно, определенный резон в этом есть. Так, например, у нас по-прежнему слабо защищены права миноритарных акционеров, что фактически не дает возможности развиваться таким широко распространенным на Западе механизмам финансирования как размещение дополнительных эмиссий ценных бумаг. Необходимо также, снять противоречия в законодательстве, не позволяющие снижать уровень недружественных захватов собственности.

Однако главное, это отсутствие твердых нравственных ориентиров в предпринимательской среде, что порождает колоссальное недоверие друг к другу и поэтому создает большие трансакционные издержки, хорошо изученные в рамках доктрины "институциональной экономики", разработанные Д.Р. Коммонс, Р. Коузом и др.

Недоверие во многом связано и с тем, что получение информации по деятельности компаний, присутствующих на рынках, в нашей стране очень затруднено. Фрагментарность информационных систем, разрозненность данных по важнейшим экономическим показателям очень затрудняют возможности инвестирования в российскую экономику, так как никто не хочет вкладывать средства в "черный ящик". "Прозрачность" бизнеса, приветствуемая на словах, на деле в России отсутствует.

Причин тому множество. Это в первую очередь исторический момент, связанный с тем, что реставрация капитализма в России шла явно не по М. Веберу. Никакой протестантской этики накопления первоначального капитала в России не было – был просто во многом пиратский захват созданной ранее собственности. В связи с этим правящая элита в России формировалась в высшей мере случайным образом. Трудоголики среди "олигархов" – большая редкость.

Усугубляется ситуация и тем, что государственный аппарат в России фактически разрушен. Норма жизни у нас - коррупция. Она уже не осуждается в рамках обыденного сознания и рассматривается как неизбежное зло, подобно тому, как это воспринималось допетровские временам, когда воевод сажали на кормление в волости, назначая им очень низкую зарплату, справедливо полагая, что они сами получат себе содержание. Поэтому ясно, что одним законодательством "экономику знаний" в России не отстроить.

Нужен новый нравственный климат, некая большая задача для общества, способная объединить население страны. Эта идея поддерживается многими независимыми экспертами. Так в Докладе совета по национальной стратегии отмечается: "Социальный потенциал развития не может быть реализован лишь средствами законодательства и экономическими инструментами. Барьер копимого годами и десятилетиями недоверия к власти, ее институтам не может быть преодолен лишь на рациональном уровне. Необходима эмоционально - психологическая мобилизация, нравственная консолидация общества". И эта потребность ощущается обществом. Подтверждением тому является тот факт, что не слишком сложная идея увеличения ВВП к 2010 году в два раза вызвала достаточно бурную реакцию и обсуждалась общественностью достаточно активно. Идеофобия, преобладавшая в российском обществе в начале 90-х годов, постепенно преодолевается.

Определенные робкие попытки утверждения новых нравственных принципов также предпринимаются. В 2002 году был принят кодекс корпоративного поведения и рекомендован ФКЦБ к исполнению. Создан специальный третейский суд при РСПП, который уже рассмотрел несколько дел и публично осудил незаконные корпоративные захваты. Недавно был принят кодекс православных предпринимателей. Однако, этого мало. Государство явно не использует все имеющиеся рычаги.

Например, совершенно не используется "социальная реклама", которая по действующему законодательству должна иметь не менее 5% времени от общего рекламного времени на телевидении. Пока она прокручивает банальные сюжеты "о вреде наркотиков", борьбы со СПИДом и тему уплаты налогов, а вопросы "честного бизнеса", надежного партнерства остаются за кадром. Почему бы, например, те же решения третейского суда РСПП, осуждающие поведение корпоративных захватчиков не прорекламировать по телевидению, чтобы нарушители были известны всем. Корпоративные захваты должны морально осуждаться в обществе, а не смаковаться в деловой прессе, как это имеет место сейчас.

Необходимо на государственном уровне формировать базы данных "кредитных историй" фирм и иной информации отражающей "деловую репутацию", организовывать маркетинговые и иные важные для принятия инвестиционных решений исследования, обеспечивая при этом широкий доступ к получаемой в результате этих исследований информации. Без создания при участии государства вертикально-интегрированных баз данных наладить нормальный инвестиционный климат в стране невозможно.

Нелишне было бы вспомнить опыт США в период "великой депрессии", когда Рузвельтом в различных отраслях хозяйства принимались кодексы "честной конкуренции", определяющие уровень цен и заработной платы в этих отраслях.

Обобщая вышесказанное, необходимо еще раз подчеркнуть, что понятия "экономика знаний" и "информационное общество" характеризуют во многом разнонаправленные процессы. И для развития "экономики знаний" в России одного внедрения компьютерных технологий мало. Необходимо принять целый комплекс мер, который бы резко повысил степень доверия между субъектами хозяйственного права и между гражданами, между властью и народом, прекратив "войну всех против всех". В противном случае даже нефтедоллары, текущие сейчас в страну благодаря существующей конъюнктуре цен, не позволят преодолеть складывающуюся сырьевую однобокость развития экономики, развернуть до сих пор еще сохраняющийся научно-технический потенциал.